Примечательно, что народ представляет собственное место, как срединное положение между небом и землёй, где наверху находится добрые силы, а внизу — злые. Эти силы вечно противостоят друг другу, и их борьба отражается на жизни народа. Благословенные периоды сменяются временами разрухи и хауса. Так и мирный труд нарушается нашествием чужестранцев. В такой обстановке народу нужен заступник. Если добрые силы постоянно заняты борьбой со злыми силами, значит, необходим на земле, в мире людей, тот, кто способен заступиться за них, обеспечивая справедливость и воздавать должное тирании. И в этом смысле Шарвили является посланцем богов.
Однако в то же время народ понимает, что при всей могущественности трансцендентального разума люди сами обязаны содействовать справедливому устройству жизни. Поэтому в эпосе чётко прослеживается идея единства героя-заступника с его народом. Шарвили существует не сам по себе, а только в неразрывной связи с родной землёй. Ярко продемонстрировано эта мысль сюжете о мече Шарвили. Меч, конечно, волшебный, но он, безусловно, имеет земное происхождение в отличие от волшебного коня Шарвили, которого он добывает сказочным путём, посредством одного старца, превратившегося в дерево.
Вообще-то, эти два сюжета о мече и коне показывают двоякий подход эпического мышления народа к осмыслению мира в целом и самого себя в этом мире. Сначала герою приносят мечи, выкованные самыми умелыми кузнецами страны, но они рассыпаются в руках Шарвили. Наконец, мудрец Кас-Буба принимает уникальное решение: поскольку мечи сделаны из метала, добытого из недр родной земли, то их необходимо переплавить, чтобы придать новому мечу волшебную силу, следует закалить в молоке молодить, родивших первого ребёнка. Именно такой меч годится для Шарвили, поскольку это оружие является результатом труда самого народа. Боги помогают, а люди совместными усилиями преумножают эту помощь, вносят собственный вклад в общее дело. Подчёркнуто чувство коллективизма. Свойственное древним общинам, которые в одиночку, без взаимовыручки, не могли бы успешно противостоять внешним угрозам. Именно таким образом народ помогает своему предводителю — Шарвили. Что касается волшебного коня, то здесь дело обстоит несколько иначе. Своих коней проводят к Шарвили самые лучшие табунщики, но ни один из них не выдерживает тяжести героя. Опять требуется совет мудрого Кас-Бубы. Тот рекомендует отправиться на берег моря, разыскать там старика, владеющего крылатым конём. Как видно, в данном случае народ не в состоянии дать богатырю достойного его скакуна. Конь изначально является волшебным и выходит к Шарвили из моря.
При этом следует отметить, что добыча коня оказывается очень трудным предприятием. Шарвили проходит через суровые испытания побеждает злые силы и только после этого попадает к старцу. Речь идёт о том, что сам Шарвили не волшебник. Он воин и становится хозяином волшебного коня только благодаря собственным силам, хотя подспудно и здесь чувствуется божественная благоволение. Но усилий самого Шарвили, несомненно, больше. Вот и получается, что меч ему преподносит народ, а коня приводит он сам. Теперь он вполне готов к богатырским подвигам.
Народ и понятие бессмертия
Через весь эпос последовательно приводится мысль о бессмертии героической личности, который беззаветно служит идеалом добра и справедливости. Однако сам факт рождения Шарвили в семье смертных родителей говорит о том, что его физическое существование не бесконечно, поскольку бессмертны только боги. Поэтому в течение своей короткой земной жизни он многократно подвергается смертельным опасностям. Но его ограждает от смерти, казалось бы, простое на первый взгляд, обстоятельство: Шарвили бессмертен до тех пор, пока его ноги касаются земли. Именно оттуда — из родной земли — происходит его сила. Оторви его от земли, и он будет беспомощным, как младенец.
Когда в детстве он побеждал быка, его ноги касались земли. Он крепко стоял на ногах и в единоборстве с пучеглазым великаном. Шарвили опирался о родную землю, когда бился в смертельной схватке с семируким чудовищем. Герой не погиб и в Ледовой стране, поскольку спасала его неразрывная связь с землёй. Это неизбывное чувство патриотизма постоянно подчёркивается в многочисленных сюжетах эпоса, описывающих героические деяния Шарвили. В то же время эпическому мышлению народа чужда идеализация бес смерти, поскольку, родившийся в семье смертных не может быть бессмертным. И вот враги узнают, что убить Шарвили можно только в том случае, если оторвать его ноги от земли. Его обманом приглашают станцевать на ковре, под который подсыпан горох. Едва он поскользнулся и упал, как его тут же начинают рубить с мечами. Герой погибает в самом цветущем возрасте. Но гибнет ли после этого память о нём?
Умирающий Шарвили произносит проникновенные слова, завещание своему народу:
Что бы ни происходило,
Вместе вы — большая сила.
А пока при вас она,
Будет целой и страна.
В трудный час, коль захотите,
Трижды громко позовите
Вы меня. И я приду,
Вас к победе поведу!
Герой уходит, но не исчезает сила его духа, его любви к Родине и народу. Высокий пафос лезгинского эпоса предельно чётко отражает реальные мироощущение, коллективное мировоззрение на самые животрепещущие вопросы, главный из которых — вопрос смерти и бессмертия. Подтверждением тому и этот эпос о Шарвили. Прошло уже много сотен лет, а имя Шарвили не забыто, как не преданы забвению и его подвиги, совершённые во имя Родины и народа. И разве это не бессмертие?
4.ШАРВИЛИ: ВЕЧНАЯ БИТВА ЗА ДОБРО
Лезгинский народный героический эпос «Шарвили», собранный, систематизированный и литературно обработанный поэтами Забитом Ризвановым (1926-1992) и Байрамом Салимовым (1929) в 50-60-х годах ХХ века, впервые был издан отдельной книгой в 1999 году, хотя многочисленные отрывки из этого произведения публиковались в периодической печати, начиная с 1964 года. В 2008 году полный текст эпоса вышел в свет и на русском языке в переводе Ризвана Ризванова. Покойный профессор, доктор философских наук Ахед Агаев ещё в 2000 году подчеркнул, что «Шарвили» — не просто эпос (величальное повествование о герое и героике), но, самое главное, звонкий гимн и гордая песнь о надёжном народном заступнике и защитнике, идея очень созвучная нашим современным реалиям». Идейно — художественная завершённость эпоса, безусловно, объясняется тем. Что он веками обрабатывался и оттачивался народными мастерами и был доведён до высокого совершенства. Он сосредоточил в себе не проходящие нравственные ценности народа, и его представления о добре и зле. Долге и чести, любви и ненависти, верности и измене, храбрости и мужестве.
Как было отмечено другими исследователями эпоса, например, профессором. Доктором философских наук Михаилом Вагабовым, в образе Шарвили органично сочетаются архаические, мифические, сказочные и реальные мотивы, что указывает на многослойность происхождения эпоса. Действительно, рождение Шарвили ждали семь лет, а родился он лишь после того, как его родители съели по половинке волшебного яблока, «большого, краснощекого», преподнесённого им Кас-Бубой — «воином, лекарем и сказителем».
Шарвили наделён богами (указание на языческий период в истории лезгин) исполинской силой, которой он может утратить только в том случае, если его ноги оторвутся от родной земли. В раннем детстве Шарвили поражает людей необыкновенными способностями. Он растёт не по дням, а по часам, побеждает свирепого быка, ловит на берегу волка за уши, строит огромную плотину на многоводной реке со стремительным течением.
Его волшебный меч, закаленный в молоке молодиц, родивших первого ребенка, не могут поднять даже семеро силачей. В битве с темными подземными силами он добывает себе коня, способного летать по воздуху, а возлюбленную находит после победы над Семируким аждаханом. Он совершает много подвигов, в повествовании о которых тесно переплетаются сказочные и вполне реальные атрибуты.
Например, его возлюбленная Цюквер преврашяется в камень в результате злокознен темных сил, но погибает, как обычный человек. От рук внезапно напавших чужеземцев. Другая его возлюбленная — Шекер — способна обернуться ланью, а против самого Шарвили. Оказывается, можно применить коварства с целью его физического истребления.
Подобный симбиоз мифического и реального позволяет полагать, что эпосу «Шарвили» свойственны разнотипное эпические характеристики. Он одновременно и архаический, и классический, хотя черты последнего типа явно превалируют. Как известно, классические эпосы возникают на раннем этапе этнической консолидации и образования элементов государственности. Это обстоятельство, бесспорно, связано с политической историей народа.
В данной связи интересно было бы провести параллель между образом Шарвили и некоторыми реальными историческими персонажами, которые фигурируют в истории лезгин раннефеодального периода. Речь идёт о Ваче 2, крупном государственном и политическом деятеле, царе Кавказской Албании.
В 457 году Ваче 2 возглавил крупнейшее в истории Кавказской Албании всенародное восстание против персидских Сасанидов. Как свидетельствуют местные летописцы, в частности Моисей Каланкайтукский, этот албанский царь был храбрым и мужественным воином. Он противостоял персидским силам в течении шести, может быть, и более лет. Не вдаваясь в подробности повстанческого движения.
Он добровольно отрёкся от престола и удалился от мирской жизни, став отшельником.
Он ушёл в безлюдные места и предался глубоким размышлениям суетности бытия, видимо, считал себя виновником того, как народ осудил его за намерение жениться до истечения траурного срока после трагической гибели его родителей и первой жены — Цюквер.
Здесь надо подчеркнуть, что Шарвили не был царём в отличие от Ваче 2, но пользовался в народе непререкаемым авторитетом и огромной искренней любовью, что даже больше, чем обычные царские почести. В то же время, Шарвили, подобно Ваче 2, был храбрым и мужественным воином, предводителем и военачальником.
На первый взгляд может показаться, что мотивы уединения того и другого разнятся в корне. Царь сожалел о разрушении страны, а эпический герой страдал от общественного порицания. Тем не менее, в данном случае можно полагать, что разъединяющее начало как раз и является объединяющим фактором. Ваче 2 мучился мнимым осуждением со стороны народа, а Шарвили — реальным.
Произведения подобной параллели логично и по той причине, что в одном из эпических сказов говорится о том, что Шарвили. Будучи однажды на службе у царя, участвовал в отражении чужеземных войск — римских. Надо думать, что память о событиях, связанных с деятельностью царя Ваче 2, отложить в памяти народа и странным образом трансформировалась в эпическом сюжете в осуждении богатыря Шарвили за его невольное пренебрежение к траурному обычаю.
Здесь, скорее всего, имеет дело с художественным восприятием реального исторического события, в результате чего оно наложилось на уже существовавшее до этого сказание о справедливом и непобедимом герое, который в народном представлении должен быть безупречным и с моральной стороны — своеобразным идеалом высокой нравственности и безукоризненной верности народным традициям. Мифологизация реальных исторических событий и фактов не единоличное явление, поскольку прослеживается и в ряде эпосов других народов, например, в армянском «Давиде Сосунском», калмыкском «джангаре», тюркском «Керр-оглы», древнерусском былинном цикле, в «Слове о полку Игореве». Именно в этих и некоторых других сказах лезгинского эпоса прослеживается трансформация архаического типа в классически, поскольку в последнем во главу угла ставится не богатырская сила, а оценивается личность героя, характеризуются его духовные качества. В данном цикле сказов Шарвили находится в состоянии постоянной борьбы со злом, вечной битве за добро.
Это свидетельствует о том, что в народном эпическом мышлении происходило заметные изменения. Смена акцентов прослеживается и в том, что Шарвили уже сражается не с чудовищами (Одноглазый великан , Семирукий аждахан, Кускафтар, Шармуну, Мармари, владыка Ледовой страны и др.), а с иноземными захватчиками. Он становится народным предводителем, народным заступником, защитником Отечества.
Приведенная выше параллель с царем Ваче 2 свидетельствуют именно о таком сдвиге акцентов, хотя мифологическая составляющая отнюдь не исчезает из ткани эпоса, однако и образы архаических чудовищ приобретают некоторые земные черты, они как бы очеловечиваются, как, например, владыка Ледовой страны.
В одном из сюжетов он обещает старику разыскать его сыновей, ушедших из отчего дома в поисках счастья. В другом месте сразу после победы над Семируким аждаханом -архаическим чудовищем — Шарвили вступает в бой с кочевниками и освобождают захваченный ими город Ковар — нынешний Дербент. Даже при сохранении архаических мотивов, в большинстве эпических сказов героем Шарвили движет, прежде всего, чувства долга, готовность вечно бороться за справедливость и добро.
5.ШАРВИЛИ: ОТ ГИЯРА ДО СУВАРА
Как и любое произведение устного народного творчества, лезгинский героический эпос «Шарвили» содержит в себе множество любопытных фактов, которые могут и должны стать объектами научных изысканий. Например, это касается и эпической топонимии или этнонимии, зафиксированной почти во всех сюжетах.
Здесь же надо сказать и о том, что некоторые топонимы упоминаются в двух и более вариантах, отражая тем самым древние названия местностей, а также их современные наименования. Сделано это не преднамеренно, а с целью сохранить топонимы в передаче сказителей, то есть лиц, у которых были записаны эпические сюжеты в 50-х и начале 60-х годов 20 века поэтами Забитом Ризвановым и Байрамом Салимовым.
В русском переводе эпоса, осуществленном Ризваном Ризвановым такое «двойное» наименование местностей сохраняется. Более того, для удобства читателей все объекты эпической ономастики снабжаются краткими комментариями. Возможно, в приложениях эпосов, где даются более пространные объяснения, например, метрологической лексики, встречающейся в эпосе, а также космонимам и дионинам, уместно было бы разместить и этимологически комментарии эпическим топонимам.
Шарвили и сувар
Название города Сувар встречается уже в «Песенном зачине» к эпосу. Здесь он охарактерезован как «град славный». Далее слово Сувар приводится в «Слове сказителя» в качестве женского личного имени. Сказитель эпоса Кас-Буба, обращаясь к родителям Шарвили, говорит им:
Если дочь у вас родится,
Ею можете гордиться.
Имя будет ей Сувар —
От богов вам щедрый дар.
Из одного эпического сказа («Меч и конь») выясняется, чтоб городе Суваре жили искусные оружейники, причём их меч, несмотря на прочность, ещё и «разукрашен по-царски». Тем не менее, меч, предложенный герою суварцами, согнулся у него в руках и, естественно, ему не пригодился.
Суварцы оказались и опытными коневодами, потому что согласно эпосу » уж такого скакуна не видала вся страна». Но разве годиться необыкновенному богатырю человеческий конь? Он «испустил дух», как только Шарвили опустил ему на спину свою руку.
В сказе «Белокаменный Худат» о городе Суваре говорится, что он, как некоторые другие города, пал под натиском польчищ завоевателя Хизри-Мелика. Конечно, Шарвили изгоняет чежеземцев и освобождает родную землю. И каждый раз, когда он бросает боевой клич, жители Сувара непременно слышат его и спешат в ополчение.
Весьма интересный сюжет содержится в сказе «доброе снадобье», где речь идёт о том, как сильно переживал Шарвили гибель отца, матери и своей жены Эквер. И вот объятый небывалым горем богатырь решает унять боль тяжёлой утраты в Суваре. В эпосе об этом сказано следующее:
Горевал джигит безмерно
И поэтому, наверно,
Чтоб унять сердечный жар,
Он направился в Сувар.
В дом его ведут суварцы,
По бокам — юнцы и старцы.
И стоят джигиты в ряд,
Угостить его хотят.
Кстати, именно в Суваре (сказ «Волна перед робким сильна» ) дожидался Кас-Буба ушедшего добывать для него волшебную птицу, мясо которое избавляет от старческого немощи.
Сказ «Доброе снадобье» важен тем, что позволяет в целом локализавать эпический Сувар в местности на юго-западе от реки Самур, возможно, в её среднем течении. На это указывают и то, что Кас-Буба приходит а Сувар к Шарвили, перейдя реку Самур, и то, что кюринский гонец также переходит реку на пути к Сувару, и то, что, как сказано в эпосе, Кюра расположена левее Самура, т.е. там же , где и Гияр.
Шарвили и Гияр
Что касается Гияра, то этот топоним жестко привязан к современному селению Курах в Дагестане, где до сих пор показывают древние развалины, называемые городом Гияром. В эпосе указано, что гиярцы также являлись хорошими оружейниками, поскольку принесли на испытание к Шарвили меч собственного производства. А вот достойного героя коня у них не было.
В эпосе, наряду с другими лезгинскими племенами , гиярцы обрисованы как смелые воины. Когда Шарвили освобождал город Ковар от захватчиков, именно гиярцы первыми ворвались в ставку предводителя чужеземцев о котором говорится:
Вот и он. Охрана рядом,
Перебитая отрядом
Из Гияра, полегла,
Словно спать сюда пришла.
В другой раз, когда вновь было совершено нападение на Ковар, «своё войско в пятьсот пар отправляет и Гияр». То есть гиярцы отправили на помощь коварцам одну тысячу воинов.
Примечательно, что среди лаконичных характеристик, данных отдельным эпическим городам, есть и образ Гияра, как места «засушливогого». В эпосе читаем, что Гияр:
Город маленький, красивый,
А вокруг -сады и нивы
И богатства вдоволь тут,
Но гиярцы воду ждут.
Туда герой направляется, после встречи с кюринцами. Оказывается, что у гиярцев разрушилась плотина на реке и нужно построить новую, чтобы постоянно была вода для орошения и питья. Но им самим это не по силам- нужна помощь Шарвили. Как свойственно богатырю, он в течение трёх дней рубит окрестные скалы и строит прочную плотину. Память об этом эпическом сюжете сохранена народом, поскольку одну гору как бы с усечённой вершиной называют горою Шарвили, как и перевал у лезгинского селения Лацар в Азербайджане, или, согласно сказу эпоса «Танец», в местах проживания цахурцев, якобы вырубленные мечом Шарвили.
Шарвили и его земля
Кроме названных городов, в эпосе приведены десятки других наименований местностей — городов, селений, рек, гор, родников, полей и т.д. Среди них Ковар, отождествляемый с современным Дербентом, Тури (современный Ахты), Кюра (современная Кюре, т.е. левобережье Самура в её среднем течении), Мюшкюр, область, расположенная южнее дельты Самура, Набран (город в Мюшкюре), горы Шалбуз-даг, Шах-даг, Буба-даг, родник и высокогорный луг Силибир, поле Гавдан, селения Гарах, Чепе, Хина, Микрах и некоторые другие.
Эти наименования требуют компетентных историко-филологических комментариев. Полагаю, что они в скором времени появятся.
Ризван Забитан хва