История. Лезгины — в числе народов, у которых имеется литературный язык. Выявлены древнейщие формы письма и письменного языка лезгин. Этот язык именно «письменный язык», а не «литературный» в современном его понятии, хотя эти письма пользовались в широких кругах населения и даже написаны на них анналы древних цивилизаций. Люди писали так, как они говорили. Поэтому в таком письменном языке встречаются слова из разных диалектов, например, «де», «хай» и «йаъ» в значении ‘мать’. Такая форма письма позволяет сохранить и передать последующим поколениям все богатство языка.
В современном же понимании «литературный язык» должен быть эталоном, общепонятным, т.е. доступным к восприятию всеми членами общества. Необязательно, что в литературный язык входили все слова из диалектов, но он должен содержать хотя бы 70% богатства языка и охватить основную часть лексики более богатых и чистых его диалектов, не загрязненных лишними, чуждыми ему словами неродственных языков. В такой язык допускаются заимствования только тогда, когда альтернативных им слов нет в его диалектах.
Современный лезгинский литературный язык формировался в условиях разделенности лезгинского народа на две части: в Азербайджанской и Дагестанской Республиках. Первые опыты письменных текстов, написанных арабским алфавитом, появились в Дагестане во второй половине XVIII в. Это были произведения Кьуьчхуьр Саида (1767-1812). Позже появились произведения Етима Эмина (1838-1889), СтIал Суьлеймана (1869-1937), Алибека Фатахова (1910-1935) и др. Эти произведения легли в основу лезгинского литературного языка, несмотря на то, что гюнейский диалект кюринского наречия, на котором были написаны эти произведения, охватывал узкую полосу левобережья реки Самур. В литературный язык вошли не только лезгинские слова произведений Етима Эмина и СтIал Сулеймана, но и заимствованные ими слова из других языков, без необходимой их разборки. Например, СтIал Сулейман пишет: Нече-шумуд, шумуд сара, Кесибди тIуб кьуна сара… и у Етима Эмина: Нече-шумуд югъ я, хан, Зун Мажнун хьана чуьллераваз. Отсюда в словарь лезгинского языка вошло «нече-шумуд» ‘несколько, целый ряд’, где азербайджанское «нече» ‘сколько’ и лезгинское «шумуд» ‘сколько’ переплетены.
А. Гюльмагомедов писал: «Литературный лезгинский язык официально был объявлен в 20-30 годы 20-го века». Он еще пишет: «В это время литературный язык обосновался на кюринском диалекте (бывшей Кюринской области), а именно, на диалекте лезгин Магарамкентского и Касумкнетского районов с исключением некоторых селений». Язык лезгин двух маленьких районов Дагестана стал общим языком всех лезгин, проживающих в Дагестане и Азербайджане.
Таким образом, узкий гюнейский диалект стал общенародным языком – яркинский и курахский диалекты кюринского наречия, докузпаринский и ахтынский диалекты самурского наречия и весь спектр наречий, диалектов, говоров «азербайджанских» лезгин остались за бортом. В буквальном смысле слова современный литературный лезгинский язык – это язык «дагестанских» лезгин. Отсюда, все лезгины Азербайджана – пришлые дагестанцы! Теперь лезгин, проживающий в Азербайджане, пишет статью на «своем» лезгинском языке, а в редакции «Лезги газет» (Махачкала) возникают серьезные возражения: моль статья содержит диалектные слова, которых нет в литературном языке.
Нужно ли усовершенствование литературного языка? Кто определяет нормы для литературного языка? Естественно, в первую очередь, поэты и писатели, а уж потом литературоведы и языковеды. Любой поэт и писатель выражает стиль своих произведений сначала в рамках своего родного говора или диалекта, а языковед делает обобщающие выводы для формирования единого литературного языка. Следовательно, источником формирования литературного языка являются диалекты. Как пишет известный грузинский лингвист и филолог А.С. Чикобава, «подлинная жизнь языка дана в диалектах… Диалекты служат источниками, питающими литературный язык. Лишившись этих источников, литературные языки застывают». Долг каждого языковеда — способствовать обогащению литературного языка за счет его диалектов, а не искусственно подвести его под влияние какого-нибудь другого языка и тем более ограничивать его каким-то узким диалектом, не учитывая богатства других диалектов того же языка.
Для примера возьмем формирование русского языка. Не вникая в историю данного вопроса, приводим факты. Древнерусский литературный язык развивался на основе разговорного языка благодаря существованию двух мощных источников: а) древнерусской устной поэзии, превращавший разговорный язык в обработанный поэтический язык; б) старославянского языка, пришедшего на Киевскую Русь с церковной литературой. При этом происходил взаимодействие двух славянских языков — древнерусского и старославянского.
С XIV в., когда выделяется великорусская народность и начинается собственная история русского языка, литературный язык развивается уже на основе московского койне, продолжая традиции того языка, который сложился в пору Киевской Руси. В московский период происходит явное сближение литературного языка с разговорной речью, что наиболее полно проявляется в деловых текстах. Это сближение усиливается в XVII в. Одним из первых нормализаторов русского языка называют Антиоха Дмитриевича Кантемира (1708-1744 гг.). Художественная и творческая деятельность А.Д. Кантемира содействовала упорядочению словоупотребления, обогащению литературного языка словами и выражениями народно-разговорной речи. Кантемир говорил о необходимости освободить русский язык от ненужных слов иноязычного происхождения и от архаичных элементов славянизированной письменности.
Для произведений писателей XVII — начала XIX вв характерна ориентация на живое речевое употребление. Употребление народно-разговорных элементов сочеталось со стилистически целенаправленным использованием книжно-славянских слов и оборотов речи. Усовершенствовался синтаксис литературного языка.
От решения вопроса о том, как и на каких основаниях должен сближаться литературный язык к разговорному языку, зависел вопрос о нормах нового литературного русского языка. Писатели XIX в. сделали значительный шаг вперед в сближении литературного языка с разговорным языком, в обосновании норм нового литературного языка. Эти писатели показали, какими неисчерпаемыми возможностями обладает живая народная речь, насколько самобытен, оригинален, богат язык фольклора.
В творчестве А.С. Пушкина завершается формирование национального русского литературного языка. В языке произведений А.С. Пушкина впервые пришли в равновесие основные стихии русской письменности и устной речи. С Пушкина начинается эпоха нового русского литературного языка. В его творчестве были выработаны и закреплены единые общенациональные нормы, которые связывали в единое структурное целое как книжно-письменную, так и устно-разговорную разновидности русского литературного языка. Вот почему, русский язык такой богатый!
Русский язык на протяжении своей истории обогащался не только за счет внутренних ресурсов, но и за счет других языков. Необходимо разумное использование заимствований, так как заимствования без меры засоряют речь. Разумное заимствование обогащает речь, придает ей большую точность. Именно, поэтому французское «аэроплан» заменено русским «самолет», английское «стимбот» заменено русским «пароход» и т.д.
Heoпpaвдaннoe ввeдeниe в peчь инoязычныx элeмeнтoв зacopяeт ee, a иcпoльзoвaниe иx бeз yчeтa ceмaнтики пpивoдит к нeтoчнocти. Bo-пepвыx, нe cлeдyeт пpибeгaть к инoязычным cлoвaм, ecли ecть y ниx pyccкиe эквивaлeнты, тoчнo пepeдaющиe тo жe знaчeниe: во-втopыx, нeoбxoдимo вceгдa пoмнить, чтo caмыe гpyбыe oшибки вoзникaют тoгдa, кoгдa инoязычныe cлoвa yпoтpeбляютcя бeз yчeтa иx знaчeния (ceмaнтики). Такое засорение русского языка ненужными иностранными словами вызвало в то время серьезную озабоченность и тревогу у ученых-языковедов, писателей, деятелей культуры, да и просто у многих граждан России, особенно у людей старшего поколения, у ветеранов войны и труда.
Аналогичная ситуация сложилась в конце XX – начале ХХI вв., на повестку дня вновь встал вопрос об очистке русского языка от излишних иноязычных слов. Задача каждого интеллигентного человека, кому дороги судьбы своего литературною языка, — стараться употреблять иноязычные слова в своей речи умеренно, обоснованно и очень осторожно, хорошо зная смысл каждого употребляемого слова. Идeи oчищeния pyccкoгo литepaтypнoгo языкa oт нeнyжныx зaимcтвoвaний coxpaняют cвoю aктyaльнocть и сегодня. Это иноязычье легко и без ущерба для смысла может быть заменено русскими словами: дилер – представитель, имидж – образ, кастинг – подбор (актеров), лейбл – этикетка, маркет – рынок, массмедиа – СМИ, миллениум – тысячелетие, римейк – переделка, суперстар – суперзвезда и т.д.
То же самое можно сказать о лезгинском литературном языке. В течение около 100 лет существования литературного лезгинского языка не нашлись слова, заменяющие русские «предложение», «окончание», «существительное», «местоимение», «числительное», «глагол» и др. При жизни М. Гаджиева появились слова «тIварцIиэвез» (местоимение), «сифет» (прилагательное), «эхир» (окончание). Однако в письме наши языковеды почти всегда предпочитают заменить их русскими вариантами, при этом сильно искажая грамматические основы лезгинского языка.
О фонетике. Возьмем фонетику лезгинского языка. В грамматике лезгинского языка указано, что в литературном лезгинском языке пять гласных фонем: «а», «э(е)», «и», «у», «уь», а в алфавите их — 11 (а, е, ё, и, о, у, уь, ы, э, ю, я). Утверждают, что «о» и «ы» заимствованы у русского языка. Звук «о» действительно отсутствует во многих лезгинских диалектах и в древних письменах, а звук «ы» наличествует в его диалектах (ахтынский, кубинский, кабалинский и др.). Как справедливо отмечает М.М. Гаджиев, «… наличие этого звука в исконно лезгинских словах свидетельствует о самобытности этого явления, о появлении данного звука на почве фонетической системы самого лезгинского языка».
Особую тревогу вызывает включение в лезгинский язык гласных букв кириллицы: Э, Ё, Ю, Я. В лезгинском языке нет слова, где требовалась буква Э потому, что буква Е везде: в отдельности, в начале, середине и конце слов дает один звук «е». Остальных гласных необходимо заменить на «йе», «йо», «йу» и «йа». В некоторых случаях букву Я легко заменяется буквами А или Е. Слова литературного языка «куьтягь», «темягь», «гьяд» и др. изорудуют язык, они в разговорной речи произносятся как «куьтегь» («куьтехI»), «темегь» («темехI»), «гьед» («хIед»). Повторите слова сначала «куьтягь», «темягь», «гьяд», а затем «куьтегь», «темегь», «хIед» и почувствуете как язык облегченно вздыхается.
Много непривычных и непонятных для рядового лезгина положений имеется в консонантной системе лезгинского алфавита. Необходимость включения в алфавит непридыхательных согласных «кк», «пп», «тт», «чч», «цц» очевидна. Излишне доказать любому лезгину, тем более специалисту по лезгинскому языку, что буквы «к» и «кк», «п» и «пп», «т» и «тт», «ч» и «чч», «ц» и «цц» соответствуют разным фонемам, при их замене получаются новые слова: «кар» (дело) — «ккар» (кора раны), «пер» (настроение) — «ппер» (лопата), «тур» (сабля) — «ттур» (клади), «чил» (сетка) — «ччил» (земля), «це» (дай) — «цце» (в воде) и др.
Эта проблема беспокоит многих специалистов. Как крик души звучат слова А.Г. Гюльмагомедова: «С этой точки зрения, никак нельзя оправдать языковедов, которые в 1962 году на очередной конференции по унификации графики и орфографии дагестанских языков, состоявшейся после смерти М.М. Гаджиева, решили изменить введенное им и существовавшее с конца 30-х годов правило написания 18 слов с двойными согласными. В этой связи совершенно неверным является утверждение, будто М.М. Гаджиев написание слов с двойными согласными считал делом ненужным, усложняющим нашу орфографию. Не мог М.М. Гаджиев этого сказать, потому что во всех изданиях Орфографического словаря лезгинского языка, вышедших при жизни ученого, 18 слов приводятся с двойными буквами». Без различия в письме этих фонем возникают трудности понимания смысла выражения. Например, предложение «зун акадармир» можно понять, как ‘не путай меня’ (зун акадармир) и как ‘не унижай меня’, ‘не удешеви меня’ (зун аккадармир), «чуру туна» — как ‘сохранил бороду’ (ччуру туна), и как ‘сбрил бороду’ (ччуру ттуна), «чил къачуна» — как «чил къачуна» ‘взял (купил) сетку’ и как «ччил къачуна» ‘взял (купил) землю’ и т.д.
Таким образом, ради «упрощения» исключены из литературного языка 9 исконно лезгинских букв (кк, пп, тт, цц, чч, гI, хI, дж, дз). Причиной этого, на наш взгляд, являлось и то, что исключенные из алфавита звуки «неудобно» озвучивать при помощи русской графики. С другой стороны, вошедшие вместе с заимствованными русскими словами звуки «ё», «о», «э», «щ», «ю», «я» сильно загромождают алфавит. Чтобы избежать еще большего осложнения в случае введения в алфавит 9 лезгинских букв, можно было бы переходить в лезгинское произношение русских слов, т.е. звуки «ё», «щ», «ю», «я», «о», «э» заменить на «йо», «ш», «йу», «йа», «у», «е» соответственно. Получается 46 букв.
Замена исключенных из алфавита букв другими буквами — «кк» на «к», «пп» на «п», «тт» на «т», «цц» на «ц», «чч» на «ч», «хI» на «гь», «дж» на «ж» («гI» и «дз» полностью исключены) приводит к путанице и введению в литературный язык новых слов, не характерных для лезгинского языка: «кал» — «кал» (вместо «ккал»), «пер» — «пер» (вместо «ппер»), «тум» — «тум» (вместо «ттум»), «цам» — «цам» (вместо «ццам»), «чил» — «чил» (вместо «ччил»). Непонятны слова: «чирун» (следовало «ччирун»), «чар» (следовало «ччар»), «цав» (следовало «ццав»), «паж» (следовало «ппаж»), «пел» (следовало «ппел»), «цуьл» (следовало «ццуьл»), «цан» (следовало «ццан»), «жир» (следовало «джир»), «жибин» (следовало «джибин»), «гьяд» (следовало «хIед»), «уьгьуь» (следовало «уьхIуь»), «куьтягь» (следовало «куьтехI»), «темягь» (следовало «темехI»), «арбе» (следовало «гIербе»), «няни» (следовало «негIен») и т.д. и т.п.
О лексике. Всякое изменение, появляющееся в языке, должно быть проанализировано специалистами; необходимо установить — оно меняет самобытность языка или нет, противоречить особенностям данного языка или нет? Например, в лезгинском языке есть слово «ттугъ» ‘кислое молоко; точнее, жидкость, оставшаяся после отделения масла от раствора простокваши’. Его приписывают персидскому языку, хотя в персидском языке нет буквы «тт». В персидском языке две буквы «т»: «те» и «та» и они читаются как мягкий и твердый «т», а не как «тт». Например, персидские слова «тəлəб», «мəтбəх», «шəрт» читаются как буква «та», а слова «тəhсил», «артеш», «бот» — как «те». В персидском языке есть слово «таб» , а «ттаб» — нет, есть слово «тар», а «ттар» — нет; имеются три слова «таб», два слова «тар» с буквой «те»; два слова «табе», два слова «тас» с буквой «та» и все они пишутся одной фонемой «т». Тогда, как может оказаться «ттугъ» (с двумя «т») в персидском языке?
Это еще не все. Из «ттугъ» приготовляют «ттугъугъа» ‘рисовый суп, приправленный мятой’, а этого слова, широко употребляемого в разговорной речи, нет в литературном лезгинском языке. Почему? Потому, что “язык меняется”, оно перешло в «давугъа», приписываемое азербайджанскому «довгъа» или персидскому «давугъа» (обратите внимания: фонема «тт» перешла в близкую ей «д», так как в персидском и азербайджанском языках нет фонемы «тт»). Непонятно только, почему лезгины своего «ттугъугъа» заменили азербайджанским (персидским) «довгъа», «давугъа», какая была необходимость? Кому понадобилось лезгинское «ттар» ‘дерево’ приписать персидскому языку? Это слово существовало в родственном лезгинскому пеласгском языке четырехтысячелетней давности.
То же самое можно сказать о лезгинском «зурзун» ‘трясти’ и производном от этого слова «зурзалаг» ‘землетрясение’. Попробуй, напиши в своей статье слово «зурзалаг», тут же его «исправят» на «залзала», приписываемое арабскому языку. Такую аномалию, на первый взгляд, можно объяснить, ведь, начиная с VII века, арабы сначала разрушили местную культуру, уничтожили памятников на местном языке, а потом распространяли свой ислам и, следовательно, с арабской литературой вошли многие арабские слова в лезгинский язык. Но, это не совсем так. Слово «залзала» имеется в литературном языке и лезгинское население, которое обучено этим языком, употребляет это слово, а в кубинском диалекте, носители которого тоже покорены арабами, но не обучены на литературном лезгинском языке, это слово почти не употребляется; они говорят «зурзалаг».
Вспомним слова А.Гюльмагомедова: «Сохранение чистоты и самобытности родного языка – священный долг каждого говорящего на данном языке». Весь этот красивый афоризм превращается в пустоту другой фразой – “язык меняется”. В других языках такое «изменение» называется «очищением», например, азербайджанцы в целенаправленном порядке очищают свой язык: слово «самолет» заменяется чисто тюркским «учакъ», слово «фамилия» заменяется тюркским «сой ады» и т.д. У них язык не меняется, а очищается, а у нас «очистку нельзя», а «изменение можно». Как мы видим, здесь вопрос не в примерах того или иного инородного слова в лезгинском языке, а в самом подходе к сохранению самобытности языка.
Другой морфологический аспект, требующий специального исследования, — многообразие различных слов, имеющих, якобы, одинаковое смысловое значение. Такие слова обычно относятся к диалектным разновидностям одного и того же слова. Однако, по всей вероятности, они в своих употреблениях выражают как бы разные, но близкие друг другу смысловые значения. Например, слова «вач», «ччур», «алад», «ахлад», «хъвач», «ччугур», «элячI» (по-видимому, «элечI») и др. переводятся как различные диалектные формы одного и того же слова ‘иди’. В лезгинско-русском словаре слово «алад» переводится как ‘иди’, а слово «алатун» принимается его неопределенной формой и переводится, как ‘перегонять, обгонять’ (в словаре нет слова «аладун»). Русское «идти» соответствует лезгинскому «фин», от которого, очевидно, образуется «вач», (это слово тоже отсутствует в словаре). Слово «ахлад» указано идентичным «хъфин» ‘уходить, идти обратно’, а соответствующая ему неопределенная форма «ахлатун» — как повторный вид от «алатун».
Этот факт сам по себе говорит о том, что эти слова нуждаются в пересмотре. Вполне возможно, что они имеют разные значения: «вач» — иди, «хъвач» — иди обратно, «ччур» — входи, («хъччур» — входи еще раз), «алад» — проходи, «ахлад» — проходи повторно, «элечI» — переходи, «эхлечI» — переходи еще раз, «ччугур» — иди быстрее.
То же самое относится к следующим словам: «пи» ‘жир’, «чIем» ‘топленое масло’, «гьери» ‘натуральное масло; растительное масло?’, «кьачIур» или «хъуцIур» ‘расплавленный и охлажденный или нутряной жир’, «дуьтгъвер» ‘нетопленное коровье масло’ (оно содержит корень «гъери») или же «сеперарун» ‘ругать’, может быть ‘обругать’, «экьуьгьун» ‘ругать’, «ахарун» (нет в словаре), может быть ‘ругать в более мягкой форме’; «рахун» ‘говорить’, «луькIуьнун» ‘разговаривать’; «ппара» ‘много’, «гзаф» ‘очень?’ («гзаф — тIимил», «гзаф — ппара»), «рум» ‘физическая сила’, «тIагь» ‘духовная сила’, «мекь» ‘холод внутри организма’ – «къай» ‘холод вне организма’ и др.
К сожалению, еще не создан толковый словарь лезгинской диалектологии. Краткий такой словарь, приведенный Р.И. Гайдаровым, позволяет отличать диалектную разновидность одного и того же слова от таких слов, которые, по всей вероятности, имеют разные смысловые значения. Например, диалектными разновидностями являются: верци (гунейск.) — верччи (кубин.; очевидно, от слова «вирт» ‘мед’) ‘сладкий’; гуьтIуь (курах.) — шуькуь (фияр.) ‘узкий’; кускафтар (гюней., кубин.) — кишкафтар (фияр.) — кушкафтар (яркин.) — качкифтер (курах.) — кискафтар (ахтын.) ‘ведьма; букв. уродина’; дурк1ун (гюней.) — дургун (яркин.) — туркIун (курах.) — тукIун (кубин.) — тIукIун (ахтын., фияр.) ‘анат. почка’ и др. Обратите внимание на близость этих слов. Это еще раз доказывает справедливость П.К. Услара: «По сравнению с аварскими и даргинскими языками лезгинский язык является более полным в смысле близости его диалектов». Слова: «бекье» (гюней.), «мавух» (фияр.), «бади» (гюней.), «сук1ра» (курах.), «кэйшанз» (ахтын.); «мег» (гюней.), «тулум» (кубин.); «мукал» (гюней.), «баск1ум» (кубин.); «шкьуьнт», «бембецI» и др. сильно отличаются по произношению и, очевидно, имеют разные значения, несмотря на то, что в словаре они указаны как диалектные разновидности.
В этом отношении существующий словарь лезгинского языка не отражает истинное лицо лезгинского языка: в него не только не вошло большое количество исконно лезгинских слов, но и значительное количество лезгинских слов повторяется в тюркском и русском вариантах: «алахъун — чалишмиш хьун» (стараться), «дакIанвал-нифрет» (ненависть), «пурунз-чалтук» (неочищенный рис), «гъед-балугъ» (рыба), «кьакьан-гьуьндуьр» (высокий), «авахьун-ахмиш хьун» (течь), «хъен-куьлге» (тень), «регьуь хьун-утанмиш хьун» (стыдиться), «гьуьлягь-илан» (змея), «иви-кьан» (кровь), «кичIе-къурху» (трусость), «кьегьал-игит» (храбрец), «пад-тереф» (сторона), «тIапIахан-ашпаз» (повар), «стха-кьардаш» (брат), «хали-кьарпуз» (арбуз), «тапрукь-яланчи» (лгун), «мадара-экономия» (экономия), «цен-этег» (подол), «фяле-рабочий» (рабочий) и др.
В словаре вместо общеизвестных лезгинских слов имеются их тюркские аналоги: слово «эзмишун» (раздавливать) есть, но его лезгинского варианта -«шупIун» («пIишун») — нет, есть – «гуьзлемишун» (ждать, ожидать), а «рехъ хуьн» («уьлхуьн») — нет, есть «ахтармишун» (искать), а «жагьурун» — нет, есть «асмишун» (вешать), а «кудун» — нет («кудун» и «куьрсарун» имеют разные значения) и т.д. В словаре как отдельное слово отсутствует «чIалах хьун» (верить; «чIал агъун» ‘верить на слова’) и оно указано как одна из форм, производная от слова «чIал» (язык), тогда как включены в словарь 14 слов (!) его тюркского аналога — «инанмиш хьун» (верить). Как можно согласиться с таким положением? Неужели наше лезгиноведческое языкознание, наши поэты и писатели не в состоянии сформулировать литературный лезгинский язык, сохраняя его языковую специфику?!
Вход в лезгинскую лексику таких слов как «агъдабан», «агъзивут», «агьали», «аннамаз», «баша-баш», «башибузукь,, «башуьсте», «башчи», «бейниван», «белли», «бешлиг», «биби», «билик», «бирдан», «бузбаш», «булут», «бурнивут», «бушкъаб», «вафат», «дайи», «геже-гуьндуьз», «гьарданбир», «гьуьндуьр», «дашкъалагъ», «икибашдан», «йери-бине», «йихила-будала», «келлегуьз», «келлепача», «ким-киме», «курбазар», «куьпеюгъли», «къаракъурху», «къардаш», «къарникъуз», «къарма-къариш», «къашкъабагъ», «къаш-къамат», «къизилверекь», «къирхаягъ», «къурху», «кьил баштанун», «мешебеги», «мичек», «муфтул», «нече-шумуд», «текбир», «тепе», «тереф», «теспача», «угъраш», «уйдурма», «уьзягъ», «уьзуькъара», «фукъиран», «халамугъли», «чухсагъул», «ярумчуг» и др. изуродуют лезгинский язык.
Этимология этих слов непонятна, исходя из лезгинского языка. Лезгинские варианты этих слов, наоборот, легко объяснимы по лезгинскому языку, например, «къарникъуз» ‘грибы’ непонятно, а «бебелаг» ‘грибы’ кубинского наречия понимается как «бебе» ‘маленький человечек’ (на языке детей), «-лаг» ‘на одном месте’ (лезгинское «лак» ‘грядка; посадка на одном месте’), т.е. «бебелаг» ‘букв. маленькие человечки на одном месте’. Значение слова «хъархъулув» ‘летучая мышь’ непонятно, а его лезгинский вариант «хъурхъанлув» ‘летучая мышь’ означает ‘кожаное крыло’. Слово «угъраш» ‘подлый’, перешедшее из азербайджанского языка первоначально имело лезгинскую форму «гъураш», понятную из родственных слов: «гъур» ‘грязь’, «гъура» ‘гной’, «гъуруш» — раствор муки в воде (похож на мутную, грязную воду), «гъураш» ‘человек с грязным характером’.
Лезгинский литературный язык окружен прочной крепостной стеной, через которую диалектные слова трудно входят и легко выходят, а русские и тюркские слова, наоборот, легко входят и трудно выходят. Неужели никто из языковедов-лезгин не вникал в значения этих тюркских слов, целиком ориентирующих лезгинскую речь в абсолютно другую направленность?
Не исключено, что одно и то же слово может оказаться и в персидском, и в лезгинском языках, ведь персы многовековые соседи кавказских албанцев. Но, почему таких слов приписать только персидскому языку? Что, лезгинский язык беден, чем персидский, или же моложе, чем персидский, у лезгинского языка меньше диалектов, чем у персидского? Но, нет же! Только наши специалисты гордятся, когда они причисляют исконно лезгинские слова другим языкам. Потому, что “язык меняется”.
Азербайджанские слова, заимствованные у лезгин и видоизмененные, обратно входят в лезгинский литературный язык в искаженном азербайджанском варианте. Например, в выражении «вилив хуьн» ‘ждать’ лезгинское слово «вил» ‘глаз’ азербайджанцы перевели как «ҝөз» ‘глаз’ и составили свое слово «ҝөзләмәк» ‘ждать’, а последнее слово вошло в лезгинский литературный язык как «гуьзлемишун» ‘ждать’. Лезгинское слово «кьил» ‘голова’ в выражении «кьил кутун» ‘начинать’, азербайджанцы перевели как «баш» ‘голова’ и составили глагол «башламаг» ‘начинать’, которое вошло в лезгинский литературный язык как «башламишун» ‘начинать’. Глаголы азербайджанского языка стали лезгинскими с добавлением суффикса «миш».
Слово «миш» было в древнем лезгинском языке, чему свидетельствует слова «га(в)» («гав» ‘дикий бык’) и «га(в)миш» («гамиш» ‘буйвол’). Эти слова – не персидского происхождения, они имеются в древнем критском (пеласгском) письме 4-х тысячелетней давности. Слово «га(в)миш» («гамиш») буквально означает ‘подобный быку; похожий на бык’. Слово «меш» ‘подобный, похожий’ имелось в шумерском письме («Гильгамеш» ‘подобный молодому быку’) и сохранилось в современном даргинском языке «мешуси» ‘похожий’. Оно вошло в состав глагола азербайджанского языка в прошедшем времени «гелмишди» ‘приходил’ («гелди» ‘пришел’). Почему суффикс «миш» добавлен к лезгинским глаголам, непонятно. В азербайджанском языке «кечмиш» ‘прошлый’, в лезгинском языке «къирмиш» ‘погубивший’ – не глаголы, а прилагательные.
Современный лезгинский литературный язык полон глаголами азербайджанского происхождения с суффиксами «миш»: «кечирмишун», «куьчуьрмишун», «къазанмишун», «лянетламишун», «пислемишун» и др. Только среди слов, начинающих с букв А-Й несколько десяток глаголов, содержащих суффикс «миш»: артмишун, асмишун, ахмишун, ахтармишун, багъишламишун, бажармишун, басмишун, басдирмишун, батмишун, башламишун, бегенмишун, безетмишун, бигълемишун, битмишун, буюрмишун, гуьзлемишун, гьевеслемишун, дадмишун, далдаламишун, дарихмишун, дашмишун, дертлемишун, диндирмишун, дуьзмишун, дуьндермишун, жазаламишун, зурламишун, игренмиш хьун, инандирмишун, ишлемишун, йуьклемишун и т.д. Почти все они имеют лезгинские параллели. Если к этим словам добавить лишние русские слова, незаслуженно введенные в лезгинский литературный язык, то плачевное состояние языка нетрудно представить.
В орфографический словарь литературного языка входят русские слова без изменения, в ущерб лезгинской грамматике: «агитация», «артель», «армия», «батальон», «борщ», «брильянт», «бюджет», «бюллетень», «вексель», «верховный», «гениальный», «геологический», «госпиталь», «декабрь» (все названия месяцев с мягким знаком), «дежурный», «деталь», «дробь», «ёлка», «задача», «заочный», «запятой», «индустриальный», «инвентарь», «интернациональный», «кабель», «капитальный», «карьера», «кислота», «кирпич», «клеёнка», «комиссия», «конкретный», «консультация», «крепостной», «красноармеец», «культурный», «литературный», «маёвка», «мазь», «методический», «монтёр», «мораль», «объем», «объединение», «область», «очередь», «пекарня», «подлежащее», «провокация», «рецензия», «секретарь», «сочинительный», «спектакль», «стакан», «статуя», «сумма», «фестиваль», «фельетон», «холодильник», «экономия» и т.д. и т.п. В лезгинском литературном языке русских слов больше, чем тюркских слов.
О грамматике. Сказанное хорошо демонстрируется другим грубым нарушением – внесением изменений в грамматику лезгинского языка. При историческом развитии языка, т.е. при «изменении» языка, его грамматика упорно сопротивляется этим изменениям. Поэтому, акад. Л.В.Щерба писал: «Лексика — дура, грамматика — молодец». А наши специалисты по родному языку не только всемерно поддерживают проникновение в лезгинский язык азербайджанских грамматических единиц «-сиз», «-суз», «-суьз»; «-чи», «-чу», «-чуь» и др., но и способствуют их более широкому применению. Они гордятся тем, что некоторые знатные мужи наравне с «рагъ алай югъ» ‘солнечный день’ применяют и «рагъсуз югъ» ‘ день без солнца’, наряду с «алахьай цав» ‘безоблачное небо’ предлагают «булутсуз цав» ‘безоблачное небо’. Видите, как «обогащается» лезгинский язык! Тогда, давайте, вместе «тумакь яц» ‘куцый вол’ напишем «ттумсуз яц», а также «чIемсуз къафун» ‘нежирный обед’, «ябсуз цIегь» ‘безухая коза’, «кьилсуз атлу» ‘всадник без головы’ и т.д.
То же самое можно сказать о русских «-ний», «-ный», «-ский», прочно укоренившихся в лезгинском языке. Различают «литературный чIал» и «литературадин чIал», первое из которых лучше было бы называть «литератур чIал», ведь мы не говорим «уьзбекрин чIал» или «уьзбекский чIал», а говорим «уьзбек чIал». Если даже происходят сильные изменения в лексическом составе лезгинского языка, то свойственность данного выражения или предложения к лезгинскому языку мы видим именно из его грамматического строя. «Дагестанские» лезгины говорят: «школадин директорди собраниеда вступатна», а «азербайджанские» лезгины – «мектебдин директорди ижласда чихишна». Даже по этим примерам нетрудно догадаться, что станет с лезгинским языком, если «обновления» произойдут и в его грамматике.
В лезгинском языке буква Е везде — отдельно, в начале, середине и в конце слов дает только один звук «е», ее чтение как «Э» или «ЙЕ» — правило русского языка. Введение его в лезгинскую грамматику не естественный процесс, а грубое искусственное вмешательство в корни лезгинского языка.
В лезгинском языке окончание множественного числа «-ар», «-ер» в азербайджанском языке звучит как «-лар», «-лер». Иногда мы прибегаем к азербайджанскому варианту, забывая грамматику лезгинского языка: почему «дагълар», «багълар», а не «дагъар», «багъар»?
Необходимость обновления языка. Наши специалисты по лезгинскому языку твердо охраняют созданный им литературный язык, держать монополию: моль так уж случилось, его изменить нельзя. Авторов, писавших свое недовольство с современным положением литературного лезгинского языка, они обвиняют в некомпетентности. Возможно, они в чем-то правы. Тем не менее, современный литературный лезгинский язык нуждается в пересмотре, корректировке.
Естественно, мы склоняем голову перед нашими языковедами старшего поколения за то, что они создали для нас литературный язык. Как можно не упомянуть имя великого лингвиста-лезгиноведа Магомеда Магомедовича Гаджиева, создавшего «Русско-лезгинский словарь» и «Лезгинско-русский словарь» (в соавторстве с Б. Талибовым); учёного-лингвиста и общественного деятеля, профессора, заслуженного деятеля науки РСФСР и ДАССР Унеизет Азизовны Мейлановой, которая вникла в сокровищницу лезгинского языка – в его диалекты, своей книгой «Очерки лезгинской диалектологии»; филолога-кавказоведа, профессора, доктора филологических наук, академика РАЕН, заслуженного деятеля наук РФ и РД Ахмедулаха Гюльмагомедовича Гюльмагомедова за его труды «Словарь лезгинского языка. ТТ. I, II» (на лезгинском языке) и «Толковый словарь лезгинского языка. ТТ. I-III», являющиеся одним из первых опытов создания активного типа интегрального словаря в практике мировой лексикографии, и других ведущих специалистов. Не исключено, что во время формулирования лезгинского литературного языка всеобщим языком общения был тюркский азербайджанский язык, откуда перешло в литературный язык много слов из азербайджанского языка и, помимо этого, имелось влияние цензуры того времени.
Однако, после развала СССР, когда у всех народов бывшего Союза взоры переориентировались на свою историю и языка, нам тоже необходимо взглянуть на состояние своего литературного языка, обогатить его незаслуженно забытыми словами его диалектов и сделать его единым литературным языком для лезгин Азербайджана и Дагестана. Мы должны передать достояние наших отцов и дедов к нашим внукам и правнукам в усовершенствованном виде. Это наш долг. Для этого не требуются собственные государственные структуры, а лишь необходимо издать новые орфографические словари, которые обновляются через каждый пять лет, включая все новые и новые слова из богатых его диалектов.
На такую долгожданную мечту был посвящен форум «Лезгинский язык и культура: сохранение и развитие», прошедший в Махачкале 20 марта 2017 г. на базе Дагестанского государственного педагогического университета.
В его работе приняли участие представители министерств и ведомств республики, депутаты Народного Собрания РД, главы муниципальных образований, предприниматели, представители научных и образовательных учреждений, общественных организаций и СМИ. По итогам обсуждения была принята резолюция форума, в которой участники мероприятия отметили основные направления деятельности по сохранению и развитию лезгинского языка.
Эта инициатива показала, что мы сами сможем делать многое, даже не имея свои государственные структуры. Однако, к большому сожалению, этот многообещающий, сияющий счастьем, красивый сон закончился сразу же после форума. Неизвестно, какие верховные силы стояли в этом.
Я.А.Яралиев
Профессор, Доктор технических наук
View Comments (2)
Очень познавательная статья! Спасибо автору за вложенный труд.
Хотел бы поделиться своим видением некоторых моментов:
Летучая мышь - на самур. диалектах - хъархъанаг, гриб - чалчыф.
По поводу слова тагъугъай, мы согласны с автором, это слово исконно лезгинское,
к тому же, оно образуется по схеме ут1угъун (испортиться, говорят о настроении), тугъун - добиться свертывания кислого молока. И слово тугъай, тагъугъай, образуется по подобию:
алуг-ай,
чурч-ай,
ырг-ай. Подчеркивается способ приготовления блюда. -й на конце при разговоре в некоторых диалектах не выговаривается или приглушается.
"то же самое можно сказать о лезгинском «зурзун» ‘трясти’ и производном от этого слова «зурзалаг» ‘землетрясение"
На самурских диалектах - "зурзала", от "зурзун", а "зурзалаг" - трясущийся человек ?