Об опытах с формой и содержанием в новой лезгинской поэзии.
Сегодня с упоительным душевным трепетом мы наблюдаем за обнадеживающими подвижками в литературном процессе – редкие, но заметные искорки новой лезгинской поэзии загораются все увереннее и заманчивее. С большей или меньшей долей уверенности можно говорить о зачатках некоего литературного экспериментирования в области формы и содержания, бесспорно, с учетом опыта и достижений, накопленных предыдущим поколением лезгинских поэтов, писателей и драматургов, творчеством которых ознаменовался ренессанс национальной литературы, пришедшийся на 60-70-е годы XX века. 

В этом отношении сейчас наиболее показательными являются лирические произведения Билала Адилова, Шахмардана Агакишиева, Риммы Гаджимурадовой, Эйваза Гюльалиева и некоторых других авторов, участвующих в литературном объединении «Марвар» и активно сотрудничающих с журналом лезгинской культуры «Алам». 

Подробнее остановимся на небольшом цикле стихотворений Эйваза Гюльалиева, объединенных под названием «Ответы» («Гафэлкъуьрунар») и вошедшем в его новый (третий по счету) поэтический сборник «Экв» («Свет»), выпущенный бакинским издательством «Araz» в 2014 году в серии «АЛАМ-дин улубар».

I
В упомянутом цикле Эйваз Гюльалиев представил читателю и новую поэтическую форму, и наименование, т.е. новый термин для ее обозначения. Смысловую сущность термина «гафэлкъуьрун» весьма условно можно передать русским словом «ответ», но оно не вполне отражает семантическую глубину этого нового и для самого лезгинского языка термина. Его составные части: «гаф» («слово») и «элкъуьрун» («возвращать») в южно-лезгинских группах говоров могут совместно выступать в качестве идиоматического выражения со значениями как «возражать» или «пререкаться», так и «отвечать» в зависимости от контекста.
По формальным грамматическим характеристикам эйвазовское сложносоставное слово «гафэлкъуьрун» – это глагольный масдар, который можно склонять по падежам. Однако по смысловой нагрузке – это имя существительное, обозначающее новую разновидность поэтического жанра, и в этом качестве становится новым понятием, неологизмом в корпусе литературоведческих терминов.
К примеру, устоявшийся в литературоведческой практике с середины XX в. термин «кьудар» («четверостишие»; от слова «кьуд», т.е. «четыре») обозначает короткое стихотворение, которое состоит только из четырех перекрестно рифмующихся строк. «Кьудар» может иметь разновидности с парной рифмой, с тройной рифмой (как в рубаи), с рифмой во втором и четвертом строках и быть вовсе без рифмы (белый стих). Все прочее, не соответствующее данным требованиям, не может считаться произведением, созданным в жанре «кьудар».
Применимы ли подобные критерии к понятию «гафэлкъуьрун», в чем заключаются его отличительные особенности как лирического жанра? Зададимся и таким вопросом: зачем вообще понадобилась автору новая форма для выражения волнующих его мыслей и чувств? Понятно, что оба вопроса логически связаны с важнейшей литературоведческой проблемой единства формы и содержания. Наша задача – выявить, каким образом проявляется это единство в рассматриваемом цикле стихотворений Эйваза Гюльалиева и на этой основе определить, в какой степени они соответствуют требованиям художественности.
В свое время выдающийся русский эстет, писатель и литературный критик Н.Г.Чернышевский писал, что «только произведение, в котором воплощена истинная идея, бывает художественно, если форма совершенно соответствует идее». В стихотворениях цикла «Ответы» отчетливо прослеживается именно неразрывность формы и содержания, их художественное единство, обеспечивающее позитивный вектор творческих исканий поэта. В этом смысле «гафэлкъуьрун» как форма наиболее полно соответствует тому содержанию, которое в нее вкладывает автор, более того, является достаточно четкой иллюстрацией изменяемости литературных явлений, происходящих ныне на наших глазах. Если в данном случае перед нами действительно сознательный художественный замысел, то надо полагать, что намечаются настойчивые попытки выхода из тумана литературной посредственности последних пятнадцати лет.

II
Цикл «Ответы» состоит из четырех стихотворений, которые условно можно назвать миниатюрными лирическими пьесами, каждая из которых содержит по одному диалогу в стихах, хотя в целом они и не являются диалогом в общепринятом представлении. В истории восточной литературы известны так называемые «ашугские состязания», также состоящие из более или менее пространных стихотворных реплик, которыми обмениваются ашуги-импровизаторы – профессиональные мастера словесно-музыкального искусства. В лезгинской литературе известны состязания ашуга Лукмана и Бике-ханум, Лезги Ахмеда и Хесте Касума, ашуга Феремеза, победившего семерых ширванских ашугов. Они хорошо известны широкой читательской публике.
В этих ашугских состязаниях, бесспорно, содержатся элементы драмы, но в них главным стержнем является именно чувство азарта, которое передается от соревнующихся в мастерстве ашугов к зрителям и слушателям. Это – театр двух актеров. Один задает трудный вопрос, другой – обязан ответить, в противном случае признать свое поражение, отдать свой саз (чунгур) победителю и удалиться с конфузом. В некоторых народных сказках можно встретить образ ашуга-деспота, который в подобных состязаниях не только отбирает саз (чунгур) своего поверженного соперника, но и физически губит его в назидание другим возможным соревнителям.
Известна также и другая поэтическая форма – лирический дуэт, содержащий, как правило, взаимное излияние чувств возлюбленных. Такие
дуэты часто перекладываются на музыку и приобретают широкую известность. Наиболее популярны дуэты Тагира Хрюгского, Шахэмира Мурадова, Забита Ризванова, Асефа Мехмана. В частности, превосходный образец жанра «гафэлкъуьрун» (правда, не наименовывая жанр данным термином) дал в начале 80-х гг. XX в. Забит Ризванов в пространном поэтическом цикле «Письма на Урал и с Урала», опубликованные тогда же в газете «Къизил Къусар» и вызвавшем широкий читательский интерес. Были даже предприняты попытки перевести эти «Письма» на тюркско-азербайджанский язык.
В литературе азербайджанских тюрков обозначены так называемые «gӧftügu, gӧftügular» (что можно перевести, как «словопрение»), о которых в своих комментариях к поэтическому обмену мнениями по определенным религиозно-философским и этическим вопросам между известными поэтами XVIII века Вагифом и Видади пишет не менее известный литературовед XIX и начала XX века Фирудун Кочарли.
Наконец, существуют развернутые стихотворные диалоги на общественно значимые темы, принадлежащие перу Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Николая Некрасова, Владимира Маяковского, других отечественных и зарубежных мастеров слова. Подобные высокохудожественные произведения, безусловно, явились результатом творческих усилий авторов, стремившихся приблизиться к идеальному соответствию формы и содержания своих сочинений. Их подлинная эстетическая ценность не вызывает сомнений.
В этой связи нам важно показать, насколько отчетливо выражается современный литературный процесс в творчестве тех или иных авторов и кто из них более приближается к литературно-эстетическому идеалу в своих попытках экспериментирования в области формы и содержания. Не секрет, что яркие, знаковые произведения рождаются именно на стыке смены поколений, когда новое содержание не в состоянии выразиться, не воплотившись в новую форму. Как в свое время в творчестве лезгинских авторов сознательно трансформировались канонические формы таких восточных поэтических жанров как «гошма» или «газель», порождая малые лирические жанры, лишь внешне напоминающие классические формы, так и сегодня традиционные стихотворные технологии подвергаются сознательным или невольным изменениям под влиянием примата содержательной составляющей.
В случае с «Ответами» Эйваза Гюльалиева мы наблюдаем частичное проявление именно этой тенденции. Новое содержание требует приемлемой для него новой формы. И в рамках этой тенденции современные серьезные авторы, к числу которых с определенной долей уверенности можно отнести и Эйваза Гюльалиева, объективно принуждены обратиться к опыту предшественников, творчески осваивать достижения не только национальной, но и русской, и мировой литературной классики.

III
Обращаясь непосредственно к самим стихотворениям рассматриваемого цикла, нам хотелось бы установить не только органическую связь формы и содержания, которая между ними, бесспорно, существует, но и на определенные ее нарушения, также наблюдаемые там. «Ответы» Эйваза Гюльалиева созданы в достаточно сложной форме. Каждое стихотворение, состоит как бы из двух частей, одна из которых принадлежит собственно автору, а другая – реальному собеседнику, причем реальность последнего утверждается его репликами, хотя его непосредственное присутствие в процессе диалога принципиально отвергается формой «Ответов».
Таким образом, чувства и мысли, будто бы принадлежащие стороннему собеседнику, органично проникают и вплетаются в единую ткань лирических размышлений самого автора. Подобная односторонняя диффузия эмоций и рассудочных устремлений почти полностью растворяет позицию «пассивного» участника диалога и все стихотворение перерастает в единое цельное произведение с новым идейным содержанием, которое не втиснуто в прокрустово ложе избранной поэтом формы, а равномерно разливается по его элементам, оттеняя и обосновывая авторскую позицию. Именно оттеняя и обосновывая, а, не выпячивая собственную значимость и превосходство.
Как показывают наблюдения над циклом, «Ответы» могут начинаться не только репликой собеседника, что, действительно, предполагает ответную реплику, но и с заявления самого автора, на которое следует вербальная реакция второго участника диалога. Мы полагаем, что это не нарушает естественной связи формы и содержания «Ответов», напротив, обогащает эту связь, деля ее гибкой и разносторонней. Вместе с тем, очевидно, что сам автор еще не в полной мере осознал и прочувствовал, что творит в рамках новой формы, наполняя ее соразмерным и осмысленным содержание.
На это, в частности, указывает то обстоятельство, что стихотворения цикла не озаглавлены, а просто пронумерованы: «Ответ-1», «Ответ-2» и т.д. Конечно, заголовок для каждого стихотворения не обязателен, особенно, в том случае, когда они сгруппированы в цикл из тех или иных, значимых для автора, соображений. Однако в данном случае бросается в глаза то что, формирование цикла происходило механистично, хотя все стихотворения, вошедшие в него, связаны общим смыслом, следовательно, подчинены единому идейному содержанию. В этом отношении между формой «Ответов» и их содержанием образовался некий зазор, и эта шероховатость, надо полагать, потребует соответствующей шлифовки, если, конечно, автор продолжит работу в данном направлении.
С точки зрения техники стихосложения наиболее удачным является «Ответ-3», представляющий собой обмен репликами между двумя поэтами – Эйвазом Гюльалиевым и Билалом Адиловым. Автор живет в сельской глубинке, его собрат по перу – в большом, шумном городе. И это на самом деле так, а не всего лишь художественная реальность. Горожанин обуреваем тоской по родному селу, а «деревенский» поэт едва скрывает свое довольство уютом в селе, и гордится, что этот уют создан сообща местными жителями.
Незамысловатый, на первый взгляд, сюжет наполнен взрывным лирическим напряжением. Например, одну из своих реплик автор предваряет народным присловьем: «Лето – суета, зима – маета». Но он не из тех, кто мается без дела: «В [шерстяных] носках, любимой связанных,/ Пирога отведав, мамой испеченного/ От снега очищаю я двор». И это для него – не работа, не докучливая обязанность, а подлинное наслаждение. Он в тепле, он сыт и он занят. Скучнейшая, но неизбежная зимняя работа – сгребание снега со двора – под вдохновенным эйвазовским пером превращается в увлекательное дело, занятие, которое возвышает и умиротворяет душу, усмиряя суровость зимы теплом родной земли: «Пусть и зима, но ты бы видел село,/ Вкусом земли услаждаюсь я». Ох, как далеко этому эйвазовскому лубку до величественных толстовских картин сенокошения! Однако его неподдельная поэтическая искренность понуждает собеседника к настоятельной просьбе поинтересоваться, так ли обстоят дела в его собственном родном селении: «Переполнен [сельчанами], быть может, и Стура ким,/ Взгляни с гребня Шаха ты». Просьба остается не исполненной.
Относительно содержания ничего ущербного в таком финале нет. Быть может, недосказанность даже усиливает драматизм стихотворения. Автор как бы ненавязчиво предлагает участнику диалога лично взглянуть на то, что происходит в его родном селении, не желая причинить тому огорчение, если там не все в порядке. Что касается формы, то здесь, действительно, имеются недостатки. Внутренняя логика жанра «гафэлкъуьрун» предполагает, что последнее слово должно оставаться за автором произведения, но этого нет. Отсутствие авторского аккорда делает форму незавершенной. Обнадеживает то, что подобный недостаток характерен не всем стихотворениям цикла.

IV
Теперь обратим внимание на малые элементы формы, в частности, на некоторые образы, посредством которых Эйваз Гюльалиев выражает поэтическую идею – жизнестойкость национальной культуры. Собираясь разгребать снежные сугробы на дворе, он одевает не сапоги или что-то вроде того, а именно носки. Эти носки не простые, не приобретенные в магазине, а собственноручно вязаные возлюбленной специально для автора. Здесь речь идет о зимних носках («гуьлуьтар», «куьлуьтар», «куьлитар») ручной вязки с высоким голенищем из разноцветных толстых шерстяных нитей, изготавливаемых также вручную. Окрашивают эти нити кустарным же способом.
Эти толстые, удивительно теплые носки в некоторых отдаленных лезгинских селениях и поныне вяжут и имеют специальное назначение. Пестрая раскраска не должна вводить в смущение мужчин, потому что мужские носки имеют определенные узоры, которые четко отличаются от узоров, предназначенных исключительно женским носкам. В свадебном сундуке невесты, увозимой ею в дом жениха, непременно должна быть одна-две пары таких носок, собственными руками связанных для будущего супруга.
Мать вязала шерстяные носки сыну, отправившемуся в длительную поездку, чтобы подарить ему при возвращении того домой или отправить ему с нарочным. Вязала и бабушка девчачьи и мальчишечьи носки для будущих внуков и правнуков. Бывало, что на свет появлялись носки, изготовленные ими много лет тому назад, но, по-прежнему, прочные и теплые и в ярких красках. Вот в таких-то носках и выходит автор на занесенный снегом морозный двор. В них тепло, удобно, как будто сама возлюбленная гладит ему ноги, потому и на душе покойно.
Но этого автору мало. Он выходит сгребать снег, отведав материнского пирога. Пирог («цк1ен», «цк1ан») также не простой. Этот вид большого круглого пирога приготовляется у лезгин, как правило, в зимнее время. На поверхность раскатанного теста, обильно смазанного курдючным жиром, ровным слоем, укладывается, толщиной в полтора-два пальца, заранее приготовленная ароматная смесь из тонко нарезанных кусочков баранины или говядины, картофеля, молотого острого перца, тмина, мяты, особой зелени из семейства гречишных («эвелук», «эвелик»), чернослива без косточек, редко — сушеного абрикоса или плодов терна. Все это также покрывается слоем тонко раскатанного теста и скрепляется с нижним слоем теста, и в таком виде запекается в специальной печи для хлеба («хьар»). Испеченный пирог на некоторое время завертывается в плотную скатерть, чтобы слои теста смягчились и пропитались соками начинки. Запивают его разогретым отваром шиповника или сладким медовым настоем. После такой сытной, питательной еды любая работа по плечу и трескучий мороз нипочем.
Мы довольно подробно описали носки («гуьлуьтар») и пирог («цк1ан») с определенной целью, чтобы показать, как в органическом единстве формы и содержания осуществляется сокращение разрыва между активным культурным фондом автора и читателя, которому эта информация, может быть, не известна, или знакома понаслышке. В этой связи трудно не согласиться с мнением известного в 60-х гг. XX в. польского литературоведа К.Горского: «Более рациональное отношение литературной критики к произведениям, которые выходят в свет в настоящее время, предохранит их в будущем от недоразумений, которые встречаешь, читая произведения еще столь недалекого прошлого». Рассматриваемый цикл стихотворений Эйваза Гюльалиева возник на почве аккумулированного им культурного фонда и является частичкой современной литературной жизни, которая остро ощущает важность национальной культуры как питательной среды для успешного развития ее самой и художественной литературы в качестве познавательного инструмента.

V
Чтение произведений некоторых современных авторов, в том числе и Эйваза Гюльалиева настоятельно подводит нас к мысли, что они не чужды полузабытому, огульно отвергаемому утверждению о принадлежности литературы народу. В стихотворении «Ответ-4», где развертывается диалог между автором и другим поэтом – Шахмарданом Агакишиевым – отчетливо прослеживается мысль о незаменимой роли родного языка не только для творчества самого автора, но и национальной культуры в целом.
Констатируя, что «на нас эпохи мрак («мич1и-мич1ер») пал», поэт с огромным воодушевлением указывает на дорогу к свету и уповает на родную речь: «Благодарение, у нас Языком называемая («Ч1ал лугьур») гора осталась». Отсюда понятно, почему собеседнику, сетующему на то, что «нашей солью посыпают нашу кожу» («чи кьел чи хамуниз вегьизва»), он в качестве защитного средства рекомендует следовать собственному канону: «Родной язык, как стяг, держать, возвысив».
Эти реплики, каждая из которых в отдельности могут быть отнесены к риторическим формулам, в контексте воспринимаются совершенно иначе, т.е. пропитываются главной поэтической идеей и становятся в совокупности тем, что в литературоведении определяется понятием идейно-эстетического содержания. В целом, несмотря на значительные погрешности в части техники стихосложения, не четкое соблюдение канонических критериев для широко известных поэтических форм, в данном случае жанра «гошма», к циклу «Ответы» вполне применимо определение В.Г.Белинского: «Искусство имеет свою естественность, потому что оно есть не списывание, не подражание, но воспроизведение действительности».
Эйвазу Гюльалиеву, похоже, эта задача понятна, и опыты с формой и содержанием, помогают ему наилучшим образом воспроизвести сегодняшнюю действительность, опираясь на литературную традицию и национальное культурное наследие. Литературно-художественное экспериментирование наблюдается и в творчестве других современных поэтов, указанных выше, к сожалению, эти явления литературной жизни не находят адекватного отражения в литературной критике, которая и сама переживает не лучшие времена.

Ризван Ризванов,
литературовед,
критик

Эйваз Гуьлалийрин

Несиб тахьай яр

Акур хьиз ахвар,
Фена хуш йикъар.
Акъатдач рикIай
Несиб тахьай яр.

Ашкъидин гьуьле,
Эхъвез жедай чун.
Бахтунихъ санал
Къекъвез жедай чун.

Иер тира вун
Аламат жуьре.
Белки ахвар тир
Чи жегьил бере.

Зи ифей нефес
Мур кьуна амач.
Валай ахпа заз
Канивал амач.

Ша экъечI хъийин,
Уьмуьрдин рекъиз.
Вуч жеда кьван яр
ХтайтIа рикIиз.

Ахъа я ваз рикI,
Ахъа я ваз вар.
Чан зи рикIин кIус,
Несиб тахьай яр.

Не предназначенная

Приснился как будто мне сон,
Растаял он, как мечты.
Но не вынуть из сердца вон,
Любимой моей черты.

Я помню, как в море любви,
Бросались мы не боясь.
Как в поисках счастья брели,
Друг другу в любви клянясь.

Ах, как ты красива была,
Необыкновенна, мила.
Или может приснилось нам,
Той юности нашей пора?

Огонь, что в груди пылал,
Погас и остыл давно.
Я больше любви не знал,
Не полюбил никого.

Так выйдем родная вновь,
Мы вместе на прежний путь.
Что если свою любовь,
Нам снова в сердца вернуть?

Открыто сердце моё,
Открыты души врата.
Ты сердца — частичка моя ,
Мне не предназначенная…

Ша лекьер яз,
амукьин

Авай жуьре аквазвай?
Гафун къулухъ акъваздай,
Дамарда руьгь ргазвай
Чун рикIер я, лугьуда.
Ша, рикIер яз амукьин.
Зегьмет хуш тир, кьве гъилин
Такабур хуьн чи кьилин.
И накьвадин, и чилин
Чун бегьер я, лугьуда.
Ша бегьер яз амукьин.
Ирид туба, чIехи кьин
Гьар легьзеда рикIел гъин.
Галтадардай цавун чин
Чун лекьер я, лугьуда.
Ша, лекьер яз амукьин.

ЗИ гъед

РикI чилерал, руьгъ цаварал экъвена,
КьатIиз тахьуй, белки зи рехъ алатна.
Элкъвей рекъер, вучиз икьван хуш я заз?
Кьуланфериз цавун аршдиз акъатна.

Хъуьрена цав, гъед алахна рекъиз зи.
Тек са гъетрен чка ичIиз аквазвай.
Ам цаварай куьч хьанавай рикIиз зи,
Чка кьуна архайиндиз авазвай. —

Ам зи гъед я, цаву вичи рикIе тур.
Ракъини кьван ифин твазва зи танда.
Чилерални, цаварални экъвена,
Шукур, заз гъед несиб хьана ватанда.

Останемся же
мы орлами

Останемся же мы орлами,
Какими нас знали века!
За слово в ответе всегда,
Кипит в венах кровь, не вода,
За ТО, нас зовут сердцами.
Останемся ими как есть!
Что ценят труд, волю, не лесть,
Хранящие гордость и честь,
Богатства земли, что не счесть,
Зовут нас её сынами.
Останемся ими как есть!
Клянёмся мы землю любить
И верность свою ей хранить.
Парящие над облаками,
Орлами зовут нас веками,
Останемся же мы орлами!

МОЯ звезда

Я по земле бродил — душа стремилась в небо,
Не заблудился я и не сошёл с пути.
Манил меня спиральный путь вселенной
И полночь вдохновляла на стихи.

Мне улыбнулось небо, звёзды расстилая,
Лишь пустовало место зведочки одной.
Это ко МНЕ она спустилась, понимая,
Что в моём сердце только обретёт покой.

Она была МОЯ звезда, подарок свыше
И солнце словно, согревала плоть мою.
Хвала судьбе — нет радости превыше,
Что я на РОДИНЕ нашёл звезду свою!

Элкъуьрайди Бести Нифтиева я.